«50 оттенков сырости». Захватывающие путевые заметки автора фильма о ВТЗ
Закрытые границы одних стран, жесткие требования к въезжающим в других как-то резко сместили в сознании путешествующих ориентиры. И вот привычное: «в отпуск на юг» сменил слоган героев Киплинга: «А мы пойдем на Север». Социальные сети разных людей объединяют восторженные впечатления от полного релакса на берегу Белого, а не Черного моря. А Териберка в сезон отпусков этого года стала чуть ли ни популярнее Мармариса или Ялты.
Журналист Андрей Дубровский, один из авторов документального фильма «Кто убил «Владимирца?», бьющего рекорды просмотров на YouTube, на берегу Северного Ледовитого океана побывал еще до массового поветрия. Причем автостопом.
Путешествия для Андрея даже не хобби, но и не работа — тревел-блогером он себя не считает. Скорее это перезагрузка, возможность отключиться от дедлайнов, городской гонки и вспомнить о себе. Приключения и впечатления ему удается найти даже на берегу Клязьмы. Поход же по Хибинам, совершенный владимирцем в конце лета, стал настоящим испытанием на выживание. Путевые заметки журналиста его подписчики в соцсетях читали как захватывающий триллер.
Хибины — это Мурманская область. Город Кировск, расположенный у подножия горы Кукисвумчорр, называют заполярным Куршавелем. Ключевое слово — заполярный.
Хибины у туристов не считаются сложными для покорения. Старейшие горы России, возрастом 390 млн лет, с перепадами едва достигают 800 метров. На языке саамов «Хибен» значит «плоскогорье». Самая высокая точка — гора Юдычвумчорр, 1200 метров. Но небольшая высота гор — не гарантия полной безопасности, так что расслабляться нельзя. Без подготовки и регистрации в МЧС на маршруты уходить не стоит.
Андрей с подругой, добравшись до подножья Хибин, присоединились к группе туристов, отправлявшихся по маршруту с инструктором. Активных туров по заполярным местам сейчас множество, разной степени сложности. Впрочем, из Кировска можно самостоятельно, даже не имея машины, сходить в легкий поход. В 4 километрах от Кукисвумчорра есть живописное озеро Малый Вудъявр, любимое место отдыха кировчан. Не обязательно штурмовать вершины, можно походить по лесу у озера, в окружении красивых гор. Несложный маршрут часа на 3-4 — подняться к заброшенным молибденовым рудникам.
Космические пейзажи заполярной тундры, с пестрым мхом, похожим на полотно абстракциониста, с карликовыми березками, вершинами гор манят любителей тишины и красивых фото. Но Апатиты и Кировск вряд ли очаруют путешественников. На Андрея они произвели странное впечатление:
Отдельные бонусы летнего путешествия по Заполярью: белые ночи и сырая погода. Вот почему на сайтах туроператоров самый частый совет: взять запас одежды с учетом перепада температуры от плюс 20 до плюс 5 и водозащитные комплекты.
По признанию Андрея, он всегда собирается в путешествия в последний момент. Но турист он бывалый, так что боекомплект всегда наготове. С 90-литровым рюкзаком со снаряжением и едой предстоит пройти около 130 км по лесотундре, по заваленным каменными глыбами перевалам.
Суровые боги Заполярья, скептически взглянув на компанию бледных обитателей мегаполисов, решили испытать их на водостойкость. С погодой, по словам Андрея, им явно подфартило. Но не будь этих испытаний, читатели, может, и не увидели бы захватывающих путевых заметок.
«В Хибинских горах за Полярным кругом третий день дождь. Прячемся в палатке, закутавшись вдвоем в один спальник, тела слипаются в коленях, толкаются пальцы ног. Сейчас 3:00. Но свет уже заполнил внутренность палатки и заползает в глаза. Тьма, кажется, даже не наступала. Это называется полярный день, или белая ночь.
Капли воды рассыпаются по куполу палатки. Постукивает. Звук рассеивается от центра к периферии, волнообразно. Облако мороси повисло в холодном воздухе над хвойным лесом и посыревшей черно-серой землей. На десятки километров во все стороны нет ничего, кроме сумрачной низкорослой лесотундры, темно-синих озер цвета индиго и скалистых бурлящих ручьев. Города спрятаны по ту сторону хребтов».
Белые ночи для не привыкшего человека — то еще испытание. И если в Питере солнце куда-то стеснительно прячется в положенное время, то за Полярным кругом оно висит, продолжая светить, отчего заснуть — проблема.
И все-таки отсутствие темноты не так критично, как наличие всепроникающей сырости в затяжные дожди. Те, кто с этим столкнулся, утверждают, что вымокшие вещи не высыхают никогда, и через несколько дней начинает казаться, что твоя кожа покрылась влажной плесенью.
Слушая грустное чавканье мокрых ботинок, туристы мрачно шутят, что их поход из горного превращается в водный.
«Переходим вброд горную речку в первый день похода в Хибинах, за Полярным кругом. Голыми ступнями в леденящий поток бурлящей воды. Шагаешь по щиколотку, местами ближе к колену, перетаскивая ноги по скользким неверным камням, к супротивному берегу. Затем натужно растираю стопы и фаланги пальцев, возвращая им чувствительность, и натягиваю на них хрупкую броню — сухие ботинки. Пока еще сухие.
Поначалу это кажется отличным решением. Я еще не знаю, каково это: просыпаясь, натягивать колющиеся от сырости подмерзшие носки и просовывать их в ботинки, разбухающие от впитанной ими морозной жидкости. Намокшая обувь не сохнет по несколько суток — ни в палатке, ни у костра.
Влага проникает к телу постепенно, отвоевывая один участок за другим: морось облепляет лицо и белыми звездочками оседает на кофте, собираясь в капли, скатывается по коже, на ботинки налипает роса, сваливаясь с шатких хрустящих кустов, и просачиваясь из шипящих под ногами мхов. Дождь местами усиливается, находя способы забраться под куртку и штаны, слегка намочить нижнее белье.
Гардероб разделяется на полусухие и полусырые вещи — 50 оттенков сырости. Но это временно, пока дождь не станет постоянным, остукивая стенки палатки по ночам, временами переходя к барабанному ритму. Пространство сухости сужается до квадратного метра внутренности палатки, куда с краев тента тоже начинает просачиваться и подтекать худыми каплями влага. Расклеивая слипшиеся глаза, слышишь сопение речки и причмокивание сырятины в воздухе. Сырость — это константа заполярного Севера».
Привал с костром и горячей едой — вот награда для туриста. Только ведь проклятая сырость добирается до дров и даже спичек. Вместо вожделенного отдыха — поиск полусухих веток и добывание огня.
«Отсыревшие дрова непригодны для розжига. На дне влажной кучи древесины удается нащупать пару сухих палок. Обстрагиваю худые бревнышки топором, снимая с них бересту, — ей вместе со щепками от палок и парой салфеток предстоит вспыхнуть огнем. Гаснут спички, истлевают платки, скатываясь в маленькие почерневшие сгустки.
Юрий, бывший военный летчик и действующий садовод, припас с собой кусочек сухого розжига, внешне похожего на кубик сахара, который я подкладываю под горстку веток, ему удается сохранять еле заметное пламя около минуты. За это время хвоя с берестой берутся огнем. Спасибо тебе, Бог костра. Над пламенем вешаю два котелка, — в одном будет томиться каша, в другом — пыхтеть вода для чая».
Места стоянок зафиксированы в маршруте, которому следует инструктор. Он же отвечает за технологию организации привала: чтоб нужное стояло, положенное горело, предусмотренное варилось. Иногда силы путников иссякали раньше, чем расстояние до места передышки.
«В ущелье лютует ветер, близкий к штормовому. Толкает в спину, со свистом и шипением забираясь под куртку, кусая кожу. Ущелье — аэродинамическая труба естественного происхождения. Останавливаемся, чтобы собрать группу, — скучиваемся у трехметровой каменной глыбы. Инструктор Лера то ли в шутку, то ли серьезно, предлагает использовать тактику пингвинов для согревания: замершие особи прут к центру стаи, вытесняя наружу подсогревшихся.
Но согреться не удается. Холодный ветер прорывается к намокшим конечностям, становится опасно. От холода у меня начинает ломить колени, черствеют пальцы ног. Люди идут, не останавливаясь на стоянки, не пьют воду, не гадят. Всем люто холодно, и понятно, что ситуация вышла из-под контроля. Надо идти, чтоб не обморозиться. Ничего не остается, кроме как идти, расталкивая пальцы ног, приподнимая и сжимая их в сыром холодном ботинке.
До призрачных миражей дело не доходило, все же тундра — это вам не пустыня. Но когда силы на исходе, зрение подводит, иллюзорно приближая цели.
«Впереди зеленится речная долина, над ней в полнеба вздыбилась радуга, как Триумфальная арка. Кажется, вот-вот дойдем до стоянки, и грохнемся в спальники и будем греть одеревеневшие конечности. Надо идти, потому что это единственный способ дойти. Поднимаемся на опушку низкорослого леса. Я готов лежать на земле и облизывать и обсасывать желтистые шершавые мхи.
Тропа заводит в хвойный лес. Инструктор Лера кружит по лесной опушке, пытаясь понять, где мы находимся и осознать наличие ближайших стоянок. Она признается, что была здесь зимой, но не в летнее время, пейзажи совсем не схожи. Ее навигатор показывает 700 метров до ближайшей стоянки и 2-3 километра — до „шоколадной“. Решение принимается негласно, все молчат, народ тупо пялится в землю и надеется на скорейшее завершение адского марш-броска. Идем на резервных силах организма. Плевать на поход, плевать на происходящее. Я вообще не вдупляю, кто идет впереди, а кто сзади. Остервенело расталкиваю ветки, нервно бреду в бреду.
Лера тоже на пределе, она уже не обращает внимания на замыкающих группу, как делала это через каждые пять минут в первые дни, пристально следя за отстающими. Теперь, ее хватает только на то, чтобы идти и тупо вести идущих позади нее к стоянке. Километр за километром углубляемся в лес, кажется, это длится еще час, может, два. Мне давно плевать на стоянку, не плевать только на застывающие слипшиеся пальцы ног».
Кто тут писал про «легкие» Хибины? Поход «прогулочным шагом вдоль озера» в реалиях Заполярья превращался в гонки на выживание.
В теплой и сухой комнате Андрей рассказывает о походе с ноткой ностальгии. Вспоминает «однополчан» — туристов из группы. Один научил его колоть дрова обухом топора.
Что еще толкает типичного горожанина на подобные испытания? Не дух же бойскаута, желающего получить лишнюю лычку за умение разводить костер с одной спички? Что остается после того, как сброшен на пороге дома тяжеленный рюкзак, как будто сросшийся с плечами? У Андрея Дубровского это — впечатления и трудно уловимые ощущения.
