«Глазированная пихта» о мелодекламации, негативном топливе и модных музыкантах
«Глазированная пихта» — ребята зеленые, больно колющие словечками. К ним в группе особый подход, ведь музыканты работают в жанре мелодекламации. Три года назад на поэтическом вечере встретились два Никиты, трудовик Ложкин и социолог Дмитриев. Спустя какое-то время они решили создать совместный проект, где один пишет стихи, а второй — музыку на синтезаторе. Место барабанщика за недолгий срок существования группы передавалось из рук в руки уже трижды, а сейчас на нем прочно обосновался Артем «дон, барон, герцог земли Радужной».
Дмитриев, стихи и голос:
«Пришел однажды Никитос на поэтический вечер, я там матерился стихами. Мы когда-то пересекались, поэтому поздоровались. На этом все и закончилось. Потом он во второй раз пришел на поэтический вечер, там было уже больше треша: я напился как свинья. Мы, как ломающийся парень и девушка, оба подумали, что было бы прикольно создать проект. Но я, девочка, притаился, а он по-мужски взял инициативу в свои руки»
— И пришел с букетом?
Ложкин, клавиши:
«Пришел с „Аэлитой“ буквально через пару дней. Это синтезатор 1986 года выпуска, на нем мы все и играем, эти вот звуки непонятные — „Аэлита“ и есть. Досталась она мне чудеснейшим образом бесплатно. Потрясающая вещь, только вот сейчас болеет, сломана. У нас на Яндексе вообще написано, что мы „русский поп“. То есть Валерий Меладзе и „Пихта“, оказывается, в одном диапазоне»
Дмитриев:
«Еще чуть-чуть, и будут на афише корпоративов „Газпрома“: Меладзе, Лепс, „Пихта“. А если серьезно, то нам было сложно определить жанр, в котором мы играем. С каким-нибудь пост-панком все проще. В гараже пишете пару гитар, вешаете ревер на вокал, топите его вниз и говорите „мы пост-панк“. А когда пытаетесь что-то новое сделать, то жанрово происходящее трудно объяснить. Я очень долго копался и пришел к тому, что мы нечто вроде „электроник-панка“. Примеров, правда, не нашел, но по описанию на сайте подходит. Мелодекламация — это когда на стихи накладывается музыка».
— В любой же песне есть музыка и стихи. В чем разница?
Дмитриев:
«Здесь все уходит в читку. Это не рэп, а чтение стихов в привычном школьном понимании. Представь, выходил бы Маяковский в кабаке, а кто-то стучал бы по дарбуке и пьяный мужик на гитаре подыгрывал. Это была бы мелодекламация. Пока что все, сыгранное нами, — мои стихи и Никитина музыка. Но раскроем тайну: у нас уже около 2 лет маринуется альбом не концертного плана, а для увековечения поэта. Так вышло, что когда я вливался в поэтические круги, меня зацепила одна фигура 20 века. Сначала читал на мероприятиях, а потом за 3-4 дня мы решили сделать для „Бу!феста“ программу из его стихов. Все это с целью познакомить людей со стоящими поэтами, чьи имена не на слуху. Мне жалко, предположим, Бродского, который пострадал из-за того, что пару его произведений ванильные девочки выбрали. Хотя он и как человек интересен, и эссеист крутой, но что-то никто дальше 2-3 стихов не заходил. Если убрать наше эго, то это можно назвать вкладом в культурное наследие, кажется».
Ложкин:
«Ох ты!»
Дмитриев:
«А что? Я долго смотрел, что можно найти о нем в интернете. В России его особо не помнят, так как он уехал в „загнивающую“ в свое время. Музеи, посвященные его творчеству, там есть. И в родном городе небольшой стоит. Но о нем все равно у нас мало кто знает, хотя фигура очень мощная. Без него не было бы Маяковского: Он этому дурачку не давал умереть с голоду. И вообще, это основоположник футуризма в России».
— Вы же делаете танцевальную музыку. Как танцевать под стихи?
Ложкин:
«Когда я звал людей на концерт „Пихты“, говорил: „Ребят, потанцуете“. А они мне задавали тот же вопрос. Под концертные записи еще возможно слэмиться, мошиться и творить всякие непристойности. С нашим новым альбомом все по-другому: если будет концерт, то это концерт стихов. А так музыка всегда разная. Под какую-то можно начинать день: „Ты не можешь бежать“, включаешь и бежишь. Хотя в тексте все задом наперед, игра на диссонансах. Она заставляет совершать движения или на грядках копать, что хочешь. Есть музыка, под которую можно слэмиться, например, „Ельцин“. Если только его играть и играть, концерт будет в выигрышном положении».
Дмитриев:
«Думаю, надо сэкспериментировать и устроить часовой концерт из одного только «Ельцина», на это есть запрос. Когда в январе мы играли в «Рюмке», там собралась одна из самых благодарных публик. К сожалению или к счастью, ребята, которые с нами играли в одном гиге, не оказались особо примечательными. После их выступления все вышли на улицу курить, а я начал затаскивать людей обратно и уговаривал послушать хоть пару песен. Они остались и услышали «Ельцина». После этого читать мне было тяжело. Не важно, какая шла песня, из всех углов орали: «Ельцин!»
— Вы скорее группа живого выступления или записи?
Ложкин:
«У нас есть третий человек, без которого концертной деятельности бы не было, — Артем».
Дмитриев:
«Это дон, барон, герцог земли Радужной. У него большие владения: особняк, куры есть. Он катается на лошадях, охотится. Собственно, когда мы с Никитой устаканиваем свои бизнес-планы и начинаем встраиваться в график нашего барабанщика, возникают проблемы: то он свои угодья осматривает, то в пяти кавер-группах параллельно играет. Стыдно, конечно, но нам ли осуждать человека голубых кровей? Не раз случалось, что мы договаривались репетировать в определенное время, приезжали в его владения. Осматривали все, только быстро, репетировать же надо. А герцог, собственно, с прогулки все никак не возвращался. Встречал нас на коне, с санями и дичью: «О, ребята, простите за опоздание!»
Ложкин:
«А потом садился: „Я так устал сегодня. Не знаю даже, как репетировать“. С учетом того, что мы только ради этого и приехали, говорим ему, мол, записываться вообще-то сегодня планировали. „Ооо, нет! С таким заранее нужно, в следующий раз за месяц вписывайте в мой календарь, чтобы я подготовился“, — отвечал он. На самом деле, с записью у нас вообще сложновато».
Дмитриев:
«Мы изначально выбрали неправильную тактику, которая привела нас в небольшой тупик. Есть противная такая штука: от чрезмерного количества репетиций без итога, например, записи музыка приедается донельзя. Перед концертом несколько недель ты репетируешь один и тот же трек 30-40 раз. Он самому тебе уже не нравится, надоел. И кажется, будто он противен всем, хотя люди-то его вообще не слышали. Потом в процессе импровизации придумывается что-то новое. Потому с записью тяжело, мы больше концертную музыку делаем».
Ложкин:
«На репетициях и концертах звучит намного круче, чем в наушниках. Я даже не знаю, как толком это объяснить».
Дмитриев:
«Все просто, Никита работает на аналоговом оборудовании, которое в процессе записи так или иначе деформируется, где-то вылизывается. А прелесть звука „Аэлиты“ как раз в том, что он чугунный, железный, свою энергию отдает здесь и сейчас. На концертах вообще энергетика сумасшедшая. Ко мне подходят люди: „У вас классные синтезаторщик с барабанщиком“. Никита прыгает, его не остановить, а Артем ловит волну — играет, как будто последний концерт Motorhead. И я, дурачок, срывающий голос после 3-4 песен. Прелесть концертов и долгой работы вместе в том, что парни ожидают увидеть меня на выступлении пьяным и забывающим текст, поэтому спокойно играют пару партий и ждут. В состоянии алкогольного опьянения чувствую себя комфортнее, немного раскованнее. Это проблема моего рационального и эмоционального, в обычной жизни первое полностью перекрывает второе. Благодаря алкоголю она чуть-чуть уходит на задний план».
— Большая часть твоих стихов социально-критическая. Это как-то связано?
Дмитриев:
«Подобным образом, стихами и музыкой, я борюсь со своими внутренними проблемами, преодолеваю дискомфорт. Мне совершенно не интересно говорить о чем-то хорошем по двум причинам. Во-первых, хороших моментов в жизни не так много, я готов их пережить и оставить в себе, делиться не хочу. Во-вторых, негативного в мире больше. Мне не раз на поэтических вечерах говорили: „Ты на людей грязь выливаешь“. Наверное, есть в этом какая-то правда. Я не понимаю излишне позитивных людей. Немного продумываю наперед, и становится страшно, как сильно их когда-нибудь шарахнет. Ходят, ничего не замечают, потом снимут с себя розовые очки позитива... То, что делаю я, это жесткий реализм. Это не тлен, стараюсь держать себя в руках, в крайности не вдаваться».
Ложкин:
«А я не пытаюсь его уравновесить, а подкидываю дров в печь. Если работать на контрасте, то есть накладывать жесткие стихи на добрую музыку, ну... Возможно, это было бы интересно, но я так не делаю».
Дмитриев:
«И не надо».
Ложкин:
«Мы вообще-то должны скоро сделать песню „Для мам“, просят. Родители приходили на наш концерт, после чего папа мой говорит: „А нормальные песни будут? Которым подпевать можно“. Никитина мама тоже: „Что вы за жесть поете? Соберитесь, сделайте, пожалуйста, песню для мам“. Теперь, когда наши музыкальные импровизации переходят во что-то чересчур веселое, мы говорим, что это песня для мам».
— Часто импровизируете?
Ложкин:
«Да, на концертах в особенности. Скорее всего, это плохо, но... Мы уже отрепетировали песню, мы ее хорошо знаем, а меня это бесит. Что-то да изменю. Надеюсь, парни поймут, но это не всегда так, возникают конфликты. Не нравится мне повторять одни и те же действия, как белка».
Дмитриев:
«Как им не сложно подстроиться под пьяного меня, так и мне не сложно подстроиться под какую-то другую партию. Вопросительно на них посмотрю и подожду, где вступить».
Ложкин:
«За месяц мы можем сыграться так, что становимся единым целым. Понимаем друг друга».
Дмитриев:
«У нас нет проблем в музыкальной игре, на концертах, репетициях. Но, так или иначе, когда в группе три человека со своими занятиями и работами, не хватает чисто технического понимания: как собраться всем вместе. Не так, чтобы один в апреле, другой в мае, а третий в июне, а все восприняли „Пихту“ как работу, на которую должны ходить. В большинстве случаев два человека из трех готовы трудиться и мириться с тем, что при записи песни заслушиваются до сумасшествия. Через месяц все меняется, работать не может другой. Поэтому тяжело воспринимать музыку как рабочий процесс. У каждого это происходит волнами».
Ложкин:
«Никита правильно сказал, что один перегорает, а другой поддерживает, поэтому очаг не гаснет. Кажется, что уже все, догорел, „они уже не будут играть“. Но нет, всегда все вернется на круги своя».
Дмитриев:
«Как-то случайно встретил знакомую, которая с художниками собирается на „Стрелецкой, 25“ рисовать людей. Мы предложили ребятам взаимный джем: они рисуют, а мы в это время играем концерт. Это было самое долгое наше выступление, около двух с половиной часов без остановки. Мы попробовали акустическую программу, которая, возможно, когда-нибудь появится. Она более легкая и стихотворная, „на погрустить“. Во второй части уже вступили „Аэлита“ и громкие барабаны. Те, кто пришел, остались в восторге. Эта синергия импровизации — очень круто, хоть и было в районе человек тридцати. По отдаче и полученным эмоциям создалось ощущение, будто качественный концерт дали».
Ложкин:
«Мы сыграли песню и ждем восторженного „Вухуу!“, а слышим только шуршание карандаша по бумаге. Непонятно, нравится им или нет. Сзади откуда-то говорят: мол, клево, продолжайте».
Дмитриев:
«Под конец людей немножко раздраконило. Они стали отходить от мольбертов, во время рисования качаться. Почти получилось из художников выгнать художников. А в целом, около 3-4 концертов в год у нас получается».
Ложкин:
«Это мало. Хотя, есть ли смысл чаще играть во Владимире? Люди нас здесь уже знают, мы показали себя, а выступать часто, как Bosphorus night, незачем».
Дмитриев:
«Это моя любимая группа. Вокалист талантом уже превзошел Дэвида Боуи. Это настолько мощно, по-настоящему. Не был, к сожалению, ни на одном их концерте. Даже страшно немного, если честно, открываю видеозаписи во „ВКонтакте“, и аж трясет от эмоций, настоящий glam-rock. Добавляю в плейлист одну и ту же песню по нескольку раз, чтобы жить под нее. Мы повязли в иронии. Ничего плохого в том, чтобы зарабатывать музыкой, нет. Но иногда смотришь на это все и не понимаешь, серьезно ребята делают или насмехаются».
Ложкин:
«Нам, кстати, не так давно пришел первый гонорар. Выпустились на площадках Яндекса, Эппла и вообще на всех электронных, которые есть».
Дмитриев:
«Попробуй угадать сумму. Буду говорить «горячо-холодно».
— Боюсь вас обидеть.
«Не бойся».
— Дело идет на тысячи?
«Холодно, как в Сибири. Вниз».
— 800 рублей?
«Ты даже не на границе».
— 20 рублей?
«Надеюсь, музыканты из других групп не расстроятся. Не знаю, сколько они зарабатывают, не хочется хвалиться нашими достижениями. Но за квартальный отчет мы получили 6 рублей 46 копеек. Я считаю, что это внушительная сумма. По 2 рубля 22 копейки лично каждому причитается. Кроме шуток, пока реальной околопопулярности нет. Все упирается в то, что мы не выкладываем и половины наших работ. Записано только 4 песни, а на самом деле у нас их 15 точно наберется. В ближайшее время мы домучаем культурное достояние великого поэта, релиз в сентябре. Что дальше, пока не ясно, но хотим выступить в «Арматуре».
Ложкин:
«Было бы клево сыграть с другими группами».
Дмитриев:
«Мы во Владимире как-то выступали на разогреве питерской группы „Электрофорез“. Нас туда пригласили, но музыкантов об этом даже не предупредили. Звук на концерте настраивал император Шайба, параллельно в это время курировал концерт в „Рюмке“. Будем честны, это перспективнее, чем „Электрофорез“. Поэтому к нам он пришел, покрутил что-то и ушел. Музыканты не поняли, что вообще происходит, а когда узнали, что мы у них на разогреве, очень удивились. В лицо не сказали, конечно, но им это не особо понравилось. Во время концерта пострадали и мы. Был очень плохо настроен микрофон, на что он мне сказал: „Ты дурак? Когда орешь, отходи от микрофона, когда говоришь тише — подноси близко“. Отыграли вместе концерт, людям понравилось. „Электрофорез“ подошли к нам и говорят: „Было неожиданно интересно и круто“. Видимо, в тот момент мы не были готовы к питерской пост-иронии, до нас дошло слишком поздно. Прошло время, и ребята выпустили сингл, который не понравился нам очень сильно».
Ложкин:
«Я зашел в комментарии, а там: «Божественно!», «Я просыпаюсь с этой песней!». Она заедучая, но текстово ужасна. Не сдержался, написал: «Ну отстой же, вы че». Практически мгновенно они ответили: «Это та самая отвратная группа из Владимира, от которой у нас кровь из ушей пошла? Ты свое музло-то слышал?».
Дмитриев:
«Не дали Никитосу ничего ответить, сразу забанили. Я поставил лайк под их комментарием о никчемности нашей музыки — тоже в бан улетел. Не было желания на кого-то наезжать или ставить под сомнение чью-то популярность. Было интересно, раз группа играет лет 5-6, уверена ли она в себе? На самом деле, хотелось бы лично с ними пообщаться. В глаза хотя бы посмотреть».
— Еще немного про площадки: почему для мелодекламации не подходят, например, кофейни?
Дмитриев:
«Ни стихи, ни музыка не подходят под формат ламповых кофеен. Кстати, наше первое выступление с Никитой было на открытии „Крутош кофе“, спустя пару недель после образования группы. Уже тогда мне пришлось сгладить некоторые углы в текстах, в звуке не было барабанов — менее зубастая. А сейчас я не вижу места, кроме проржавевшего бара или открытого воздуха, где мы могли бы играть. По формату не проходим».
Ложкин:
«Только если акустическую программу. Мы даже с баяном играть пробовали»
Дмитриев:
«Не уважаю каверы, но делать их на самих себя — прикольно. Например, вместо синтезатора берете баян и ищете другие грани музыки. Есть где-то видео, мы играем нашу самую медленную песню под баян. Там я истерю и плачу, как обычно, выглядит очень страшно. Народные инструменты добавляют русской тоски. К сожалению, я не знаю, где держать себя в руках, проблема самоучки. Не совру, на репетициях постоянно срываю голос, полностью погружаюсь в музыку и текст. Читаю „На самое дно“, ухожу в себя, ничего не вижу и не слышу. Я ее каждый раз прокручиваю по новой, переживаю. Это какой-то садомазохизм, но мне нравится».
Ложкин:
«Ты испытываешь эмоции, пусть даже не позитивные, но это круто».
Дмитриев:
«В негативных эмоциях много силы. Вопрос только в том, как ее использовать. Люди привыкли к тому, что все движется благодаря позитиву, но негатив ни в коем случае нельзя запрещать. Рано или поздно это рванет, он же никуда не выходит. Лучше раз в неделю подраться в баре или поорать, чем таить все в себе. Иначе это может плохо кончиться».
Ложкин:
«Можно сказать, что „Пихта“ гоняет на негативном топливе, „Аэлита“ тоже так заряжена».
Несмотря на все вышеупомянутое (критический реализм, негативные эмоции и «металлический звук» синтезатора), ребята сами по себе веселые, улыбчивые. Их концерт слышно издалека: хрипловатый густой бас Дмитриева, гипнотизирующие мелодии Ложкина, приправленные барабанами «герцога». Кто дергается в танце, внимательно слушает. Здесь и про жизнь в пустой комнатушке, и про самоощущения и даже про котов. В новом альбоме, который уже можно послушать здесь, «Пихта» нетипична, зато со всем почтением к нему. К кому, узнаете, послушав. Спойлер: первая буква фамилии «Б».