Медиатор Елена Фомина: «Я ребенок разводов, так что понимаю детей, ставших их жертвами»
Не каждый город может похвалиться хотя бы одной службой примирения для семей, переживающих кризис отношений. В областном центре таких три. Гостиная, где супругам помогали в разрешении конфликтов специалисты некоммерческого партнерства «Владимирская региональная ассоциация медиаторов» (НП ВРАМ), с 2018 по 2021 год работала во Дворце бракосочетания. Это был первый подобный проект в России. О нем рассказали, например, в федеральном журнале «ЗАГС». После чего успешный опыт наших медиаторов стали применять и в других регионах.
Сегодня Гостиная примирения работает в Штабе общественной поддержки на улице Б. Московской, 19. Кроме того, «Центр медиации» создан при аппарате региональных уполномоченных по правам человека и правам ребенка. Здесь помощь семьям с детьми оказывают также специалисты команды проекта «Центр семейной медиации» НП ВРАМ.
Что связывает журналистику и посредническую деятельность по разрешению споров? Как медиаторам удается направлять в русло конструктива непримиримых, казалось бы, противников? Какой секрет помогает посреднику сохранять нейтралитет? Есть ли особые техники у специалистов по примирению? На эти и другие вопросы «Ключ-Медиа» Елена и ответила.
«Умение задать вопросы, позволяющие получить важную для исхода дела информацию, есть и в нашей практике. Эти приемы сродни тем, которые в ходу у журналистов. Нам они помогают подвести людей к пониманию себя и ситуации. Иногда таким образом мы причиняем боль человеку, но сразу предупреждаем, что вы можете не отвечать, даже имеете право лукавить. Это ваша зона ответственности, ваша будущая жизнь, личная история. Как вы с ней будете управляться, выбирать только вам. Непререкаемое правило — нейтральность медиатора. Тут нарушения исключены. Такой навык тренируется в учении и на практике.
Конфиденциальность тоже наш основополагающий принцип: ничего не выходит за пределы комнаты переговоров — ни личные данные людей, ни то, о чем они говорят. Если медиатор общается с каждой из сторон отдельно, то сообщить информацию одного участника конфликта другому он может только с его согласия, даже если сведения необходимы для ведения переговоров. Медиатор даже не может быть свидетелем в суде по предмету обсуждения на встрече», — расставляет точки на i Елена.
Термин «медиация» образован от латинского mediarе, что значит «посредничать», а «медиа» — русская форма английского слова media, в основе которого латинское medium, в переводе «посредник». Вот вам и признаки родственности хотя бы в названии.
«Часто путают работу медиатора и психолога. Да, как и психологи, мы исследуем причины конфликта, добираемся до его истоков и подводных течений. Но есть принципиальное различие: медиатор ищет причину конфликта и помогает его разрешить, а психолог работает с личностью человека, помогает ему понять себя и других. Наша задача — выстроить переговорный процесс так, чтобы стороны ушли от конфронтации, смогли найти точки пересечения своих интересов и, опираясь на них, сами пришли к решениям, которые максимально устроят всех.
В рамках наших проектов, которые реализуются при поддержке Фонда президентских грантов, мы сосредоточены на урегулировании семейных конфликтов, затрагивающих интересы детей. Напряженные отношения родителей они переживают очень глубоко, в каком бы возрасте ни столкнулись с этим. Семейный раздор непредсказуемо, но всегда негативно влияет на здоровье детей, их характер и даже судьбу. А примирительные процедуры позволяют снять агрессию в отношениях и обеспечить им более экологичные условия жизни. Так, помогая родителям, мы защищаем мир и покой ребенка», — уточняет Елена.
«Медиативные навыки необходимы сотрудникам всех структур, связанных с защитой интересов семьи и детей. Мы постоянно в разных формах знакомим таких специалистов с инновационными технологиями примирения, что позволяет сделать их помощь семьям более качественной и эффективной. Сегодня в муниципалитетах области многие сотрудники загсов, комиссий по делам несовершеннолетних и органов опеки прошли обучение на семинарах и тренингах НП ВРАМ, а некоторые даже получили сертификаты медиатора: обучились по базовому курсу медиации. Это первый шаг к появлению служб примирения во всех городах региона. Большой интерес и потребность в подобных знаниях и навыках у педагогов школ. Медиация постепенно становится частью нашей жизни.
Важно отметить, что в развитии медиации заинтересована судебная система. Судьи часто направляют к нам семьи. Ведь когда люди сами приходят к мировому соглашению, это всем экономит и время, и силы. Особенно по делам, затрагивающим интересы детей, когда задействованы органы опеки. Иногда такие разбирательства затягиваются надолго, возникает множество процессуальных тонкостей. А когда супруги приходят к медиативному соглашению, суд утверждает его в качестве мирового.
Я по опыту знаю, какая волшебная сила у медиации. Одна моя пара 5 (!) лет ходила по судам и не могла прийти к компромиссу. А нам понадобилось лишь несколько встреч, чтобы бывшие супруги пошли друг другу на уступки. Причем если люди сами о чем-то договариваются, то они, как правило, соблюдают договоренности, а если, к примеру, суд обязал маму после развода позволять сыну общаться с отцом, а она этого не хочет, то папа может долго не увидеть малыша: в дни встреч ребенок будет „вдруг“ заболевать, уезжать к бабушке, на экскурсию. И папа может годами добиваться предписанного законом. Но дети-то тем временем растут, меняются, отвыкают».
— Как у Вас возникла идея заняться медиацией в далеком 2010-м, когда даже слово-то это знали, пожалуй, только гитаристы? И мало было тех, кто готов прибегнуть к услугам посредника в обсуждении личных проблем?
«Еще будучи адвокатом, я всегда предпочитала работать в семейном праве. В те времена суды, как правило, удовлетворяли требования матери, и я делала первые шаги по обеспечению доступа отца к воспитанию детей после развода.. Тогда уже определила для себя, что надо искать пути примирения сторон. И однажды мне это удалось в очень сложном деле.
Медиация — это как раз поиск путей прощения, примирения и сторон, и виновника ситуации с самим собой. Ее восстановительная миссия сейчас адресована семье, школе. Мы тестируем обстоятельства на возможность восстановления отношений, используем понимающий подход, дабы сориентировать людей на понимание друг друга, себя и того, что же произошло действительности. Если удается, семейные отношения, к примеру, могут быть восстановлены в полном объеме либо частично. В уголовном праве с помощью восстановительной медиации можно подойти к смягчению наказания или к прекращению дела за примирением сторон.
Когда я занималась процессом примирения, то уже знала, что за рубежом существуют и работают эффективные технологии. А у нас готовился федеральный закон „Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации) № 193-ФЗ“. Он был принят в июле 2010 года. Примечательно, что во многих странах закон предусматривает обязательную медиацию при спорах, затрагивающих интересы детей».
— Насколько сложно Вам было в роли первопроходца?
«На самом деле, очень комфортно: не искать виновного и потерпевшего, а пытаться ситуацию перевести в мирное русло, максимально гармонизировать отношения. Для этого и созданы инновационные технологии медиации. Я с удовольствием изучала новые практики сначала в Москве, потом в Австрии. К счастью, меня во всем поддерживал мой муж. Он тоже адвокат, а сейчас и медиатор.
Постепенно все больше людей проникались идеей. Нас поддержал председатель Торгово-промышленной палаты Евгений Лимонов. Совместно с Центром образования ТПП было организовано обучение по 120-часовой программе „Медиация. Базовый курс“. Сертификаты во Владимире получили первые 20 человек. Это позволило сформировать первый Реестр медиаторов, который был размещен на сайтах всех судов региона. Многие из „первого созыва“ остались в профессии и даже развивают разные ее направления: школьную, потребительскую, бизнес-медиацию».
— Медиация используется в праве, в работе психологов, в образовательных учреждениях. Творческую молодежь привлекает арт-медиация. Почему Вы сосредоточились именно на семейной?
«Думаю, социальный запрос во многом определил ее опережающее развитие... Кроме того, преподавая на курсах медиации, я четко осознала, что помочь человеку можно, только пропустив его проблему через себя. А семейные конфликты понятны каждому. Именно здесь людям проще оценить, что им дает медиация. И меня не обошли подобные бури: мои родители разводились, когда мне было 5 лет. Я „папина дочка“ и была очень к нему привязана, а мне предстояло с ним расстаться. Разлука оказалась мучительна. Так что мне знакома боль детей, когда расстаются два одинаково дорогих тебе человека...
По разным причинам в то время, когда я пришла к медиации, семейные ценности стали трансформироваться. Нередко мужчины, достигшие финансового успеха, уходили из семьи, но при этом отстаивали свои права на воспитание детей. И если раньше ребенок почти всегда оставался с мамой, то теперь все изменилось. Женщину фактически отодвигают от ребенка. Иногда конфликты можно разрешить только в суде, и мы видим, что судебные решения стали женщину освобождать или отсекать от материнства. Сегодня почти половина решений суда определяет место жительства ребенка с отцом.
Сейчас мы уже видим совсем других отцов и матерей. Да, дети стали сложные, но и родители тоже не простые!! Разбирая проблему в школах, мы это четко видим. Неизменным остается то, что конфликт родителей разрушает у детей базовые жизненные установки. Откуда сегодня появилось столько чайлдфри или людей, нежелающих создавать семью вообще? А факты ведь очень тревожные: по статистике, за 2022 год в Москве было 67 % одиночных домохозяйств. И это не пенсионеры, а люди трудоспособного возраста. Такая вот комфортная безответственность».
— Если медиация — технология, ее можно освоить. А влияют ли на результат жизненный опыт, эмпатия?
«Я абсолютно уверена, что без них невозможно работать. То есть результат будет, только какой?! Это как если подзащитного в сложном деле представляет неопытный адвокат или ответственную операцию делает интерн. Так и в медиации. Как обеспечить ту самую нейтральность без опыта общения, понимания людей? Вот, казалось бы, все ясно: перед тобой человек с сомнительными качествами, отрицающий какие-то нормы морали, решивший прижать к ногтю жену... И как увидеть его правду, глубинные причины его поведения, не имея жизненного опыта? Или как, например, рассмотреть в слабой жертве семейной жестокости жену-манипулятора? Если у тебя, как при восприятии искусства, нет «наслышанного» уха или «насмотренного» глаза, как ты оценишь произведение? Так и здесь без жизненного опыта, без душевной тонкости и эмоциональной чуткости мы можем упустить важнейшие нюансы.
И эмпатия — такая же базовая вещь для медиатора. Увидеть все глазами каждого из конфликтующих, понять его реальные интересы необходимо. Больше скажу, медиатор должен и участников спора подвести к тому, чтобы они посмотрели на ситуацию глазами партнера, пусть даже бывшего. Если получается, тогда можно договориться. В этом нам помогает такой прием, как рефрейминг. Посмотрите, к примеру, на телефон. С одной стороны прямоугольник, с другой — длинная полоска, еще один ракурс — короткая. Все зависит от точки зрения. Поэтому участникам конфликта я советую: пока вы не оценили ситуацию со всех сторон, не принимайте решения!
Говоря о техниках, нельзя забывать, что медиатор не должен влиять на сознание, пытаться воздействовать как-то. Только предельная искренность и открытость. Важно, чтобы нам доверяли и не опасались каких-то манипуляций. Но и стороны должны быть откровенными. Если выражаться туманно или недоговаривать, то как я пойму суть проблемы и причину переживаний? В первой фазе медиации — а их всего пять — при знакомстве мы обсуждаем это. Предупреждаем, что процесс может прервать любая сторона и на любой стадии. Медиатор, кстати, тоже может это сделать, если, например, ему не удается быть нейтральным, или психологическая ситуация резонирует с чем-то личным, или по другим причинам, причем не объясняя, каким».
Расхожее заблуждение, что задача медиатора — удержать от развода. Вовсе нет, уверяют специалисты Центра семейной медиации. Иногда расторжение брака — лучшее решение проблемы, старт новых отношений и отношения к себе в том числе. Важно, как данный процесс протекает, насколько родители заинтересованы в эмоциональном благополучии ребенка. В Норвегии провели исследование и доказали, что цивилизованный развод не травмирует психику ребенка, не мешает его учебе, не снижает самооценку.
В ином случае распад семьи для детей трагичен, что вполне объяснимо. Родители для ребенка — оплот надежности мира. Он воспринимает маму и папу как единое целое и себя как часть этого целого. Именно поэтому для малыша развод родителей — крушение мира. По статистике, 70 % детей, переживших развод, сами приходят к тому же.
Когда Гостиная примирения работала во Дворце бракосочетания, туда приходили супруги, которые в этих парадных интерьерах регистрировали рождение новой семьи, мечтали о счастливом будущем, а вот теперь обсуждали условия развода. Медиаторы ставили между ними пустой стул — незримое присутствие их ребенка. Это очень хорошо помогало помнить о его интересах, безопасности, чтобы в пылу взаимных упреков не забывали о самом важном, ради чего создавалась семья.
Сейчас в Центр семейной медиации нередко обращаются родители из-за конфликтов с детьми, не обязательно по причине развода. Все чаще мам и пап к нам направляют школы... В такие моменты очень важно сначала побеседовать со взрослыми. Случается, что в ходе встречи они сами начинают понимать, что поведение ребенка — это реакция на их же ошибки. Тогда встреча с ним уже и не требуется.
Иногда на медиацию во Владимир супругов направляют специалисты, которые проучились на семинарах НП ВРАМ.
«Сотрудница районного загса направила к нам молодую пару. Позвонила, сказав, что пока не стала принимать у них заявление о разводе, ибо видно, как ребята привязаны друг к другу. Но с чем-то в совместной жизни не справляются. Она нашла правильные слова, дабы не испугать их, объяснить, чем медиация может быть полезна. Первые встречи были раздельными, но муж проводил свою молоденькую жену во Дворец бракосочетаний, лишь бы она не заблудилась во Владимире. Такое проявление заботы уже говорило о том, что чувства у пары не остыли. Мы стали разбираться, спускаясь на „медиативном лифте“ к глубинам конфликта, выяснять, откуда взялась обида, на которую наслоилась ревность, добавились другие мелкие претензии, к тому же родственники внесли свою лепту.
Кстати, родные люди, пытаясь мирить, как правило, только усугубляют противоречия. Они придают сил той стороне, которая ближе им. Вот почему примирением должен заниматься нейтральный человек. В истории этой пары была одна трагедия, случившаяся в начале супружеской жизни. И вот когда жена напомнила, что в горестный момент расплакалась, супруг сказал ей: „Ну, бывает“. Она восприняла ответ как неуважение к ее чувствам. И тут изумленный парень воскликнул: „Я же хотел сказать: бывает, что можно и нужно поплакать. А не бывает, что такие трагедии случаются...“ А с этого начал нарастать снежный ком недопонимания, и два молодых влюбленных друг в друга человека пришли подавать заявление на развод.
Когда супруги уходили с последней встречи, передумав разводиться, они поцеловались под той самой аркой, где новобрачные дают клятву верности. Это было так трогательно... Они остались вместе благодаря чуткости и заинтересованности специалиста загса. Человеческий фактор в нашем деле невероятно важен».
— Неужели технологии медиации так эффективны, что, пользуясь ими, вы способны любого усадить за стол переговоров? А как же форс-мажоры?
«В нашей практике есть термин „немедиабельные случаи“. Фаза легализации конфликта — одна из самых острых, эмоциональных, даже опасных. Иногда медиатор становится свидетелем бурных сцен, невоздержанного поведения. Данный этап нужно пережить, как высокую температуру во время болезни. Людям надо пройти через это, чтобы потом прийти к диалогу. Каждой паре необходимо разное время на осмысление конфликта, иногда страсти кипят годами. На следующем этапе — поиска решений — стороны предлагают различные варианты по всем пунктам разногласий, и чем их больше, тем эффективнее процесс переговоров: как говорится, „в большем выборе больше выгоды“. Но и здесь бывает немало сложностей. Да, чашка как-то в офисе летала. Бывший супруг запустил ею в свою жену, к счастью не попал.. Но там как раз был немедиабельный случай, когда нужны специалисты иного профиля. Кстати, наша задача распознать такой случай.
Нередко те пары, которые к нам обращаются, по-разному смотрят на развод: один категорически за, другой против. А после наших встреч ситуация может полностью поменяться. Есть варианты, когда за помощью обращается только одна сторона, второй супруг не намерен обсуждать личные вопросы с посторонним, пусть и нейтральным, профессионально подготовленным человеком. И тогда мы с одним супругом пытаемся разобраться, что же привело к конфликту. В ходе беседы человек приходит к пониманию, чего именно хочет. И тогда становится понятно, куда двигаться. Иной раз становится ясно, что ты оказался во власти чужих, навязанных извне ценностей».
Вот и депутаты Госдумы считают, что женщины в России стали чаще подавать на развод из-за психологов-инфоцыган, которые излишне увлекаются понятиями «манипуляция», «токсичность», «абьюз» и «газлайтинг». Не исключено, что в данном предположении немалая доля истины, но только ли в этом дело?
