«Полет над гнездом кукушки» во Владимире прошел под музыку Rolling Stones
В День влюбленных со сцены Владимирского академического театра драмы звучали не любовные романсы или романтические стихи, а истошные крики обитателей психиатрической клиники. В премьерной постановке коллектив театра замахнулся на Кена Кизи. Но если быть точными, на пьесу Дейла Вассермана, которая в столичных театрах шла как под названием «Полет над гнездом кукушки», так и — «А этот выпал из гнезда».
Дата выхода владимирской версии романа «Пролетая над гнездом кукушки», который читатели увидели в 1962 году и ставший не только манифестом битников, но и настольной книгой активистов антипсихиатрического движения в США, пришлась на те дни, когда любители кино бурно обсуждают итоги только что прошедшей церемонии вручения премии «Оскар». Это символично, потому у киноверсии романа, снятой Милошем Форманом, пять статуэток в основных номинациях премии киноакадемии, награды в шести номинациях BAFTA и стольких же в «Золотом глобусе» — и это еще не весь список.
Но сравнивать авторскую концепцию Формана и постановку заслуженного артиста Эстонии Владимира Лаптева — занятие бесперспективное.
Владимир Георгиевич не устает повторять, что владимирские зрители увидят спектакль, сделанный на основе оригинальной пьесы Дейла Вассермана. Российским зрителям драматург знаком как автор мюзикла «Человек из Ламанчи», который поставили многие столичные и периферийные театры. Лаптев работал над этим мюзиклом в Москве в театре Маяковского в 1971 году. В столичной постановке «Полета над гнездом кукушки» мэтр тоже принимал участие, но признается, что этот опыт не стал переносить на владимирскую сцену.
Напоминать о ярости Кена Кизи, направленной на постановщиков киноверсии и вылившейся в судебные иски, равно как и о не утихающих спорах между приверженцами книги и фанатами фильма, вряд ли стоит. Пересказывать сюжет тоже ни к чему.
Очередная премьера Владимирского театра драмы подтверждает, что труппе по силам сложный и неоднозначный материал. В сценической версии психологической дpaмы Кена Кизи добавилась изрядная порция комического реализма, устранив оттенок кошмара, который так явно присутствует в романе. И актерам очень легко скатиться в инсценировку «приколов про психов».
Иногда наших ребят на сцене заносит. И вот тут на помощь приходит медсестра. Ну все как в жизни. Сестра Милдред Рэтчед — так ее окрестил Кизи, во владимирской версии она — Крысчет, а есть варианты, когда ее фамилию и вовсе переводят — Гнусен, — в исполнении милейшей Елены Серегиной олицетворяет то, что в романе представлено как «Комбинат» по превращению людей в обычные винтики.
Сама Елена честно признается, что Кити из «Анны Карениной» ей ближе. Но играть «чистое зло» сложнее и интереснее. Ее героиня, в отличие от неоднозначных и многослойных пациентов сестры Крысчет, системна и линейна. И все, кто «выпадает из гнезда», не подчиняются строго заведенному порядку, а проще говоря — не боятся ее, должны быть наказаны.
Героиня Серегиной, единственная из ансамбля, лишена и тени комичности. Чего не скажешь о докторе Спиви, которого играет Георгий Девятисильный. Вот он иногда теряет грань между ним и его пациентами.
Располагающий облик актрисы, который вводит в заблуждение даже видавшего виды нарушителя норм и законов Рэндла Патрика Макмерфи, — это намек на то, что зло легко можно завернуть в красивую обертку. И привет Милошу Форману. Это он решил, что бездушный «Комбинат» будет играть симпатичная Луиза Флетчер.
«Чтобы спастись, нужно всего лишь начать действовать», — эту мысль асоциальный тип Рэндл Макмерфи пытается внедрить в сознание обитателей клиники, которые как-то и не задумывались, что они не свободны.
Виталий Панасенко не играет больного человека. Да, его Макмерфи совсем не герой — пьяница, дебошир, пройдоха. Но он пытается оживить людей, которых еще минуту назад рассчитывал надуть, развести. Но видя, как давят их личности, убивают в них крупицы индивидуальности, неожиданно для себя готов пойти ради них «на амбразуру». Но без героизма и пафоса, в своей манере: «секс — наркотики — рок-н-ролл».
Кена Кизи не простил авторам фильма подмену главного героя. В романе это — не раздолбай Макмерфи, а огромный индеец, вождь Бромден, или Швабра. В пьесе Вассермана имя вождя — Вэтла. И у его исполнителя во владимирской постановке Андрея Гурамишвили та еще задачка. Полспектакля быть беззвучным элементом интерьера, а под занавес — главным носителем идеи автора.
Ну вот как не вспоминать про фильм? Вождь, которого Макмерфи избавил от страха, душит его подушкой, увидев, во что вчерашний герой превратился после лоботомии. Так сестра Рэтчед-Крысчет отомстила за неповиновение. И во владимирской версии индеец-гигант легким движением руки отправляет куда-то в закулисье инвалидное кресло с превращенным в овощ Макмерфи. А потом рушит преграды, которых так боялся, и уходит из своей тюрьмы.
В столичной постановке пьесы Владимир Лаптев играл Хардинга, «самого умного из них», по его определению. В премьерном спектакле эту роль исполняет Игорь Клочков. Даже придирчивые театралки формата «50+», время от времени фыркавшие: «Какая пошлость» (это они роман не читали, похоже), делясь впечатлениями в гардеробе, говорили: «Клочков хорош».
Владимир Георгиевич не пытался сделать Хардинга «под себя».
В своей постановке Владимир Лаптев не прибегает к техническим эффектам. Разве что свет, который способен свести с ума. Это же известная пытка — слепящий прожектор. А вот на музыку постановщик сделал особую ставку. При этом отказался от оскароносного саунд-трека Джека Ницше.
Музыкальное оформление спектакля — работа заслуженного артиста РФ Андрея Щербинина, названного лучшим актером прошлого сезона по итогам независимого зрительского голосования.
А почему нет? Образовавшаяся в 1962 году группа вполне могла воодушевить Макмерфи на протест своей бунтарской музыкой.
Что же в сухом остатке, после того, как закрылся занавес? Шекспировское «Весь мир — театр» пора заменить на формулу Кена Кизи: «Весь мир — сумасшедший дом. Одни — пациенты, другие — персонал»? Вот тут уместно повторить реплику Макмерфи: «Чтобы спастись, нужно всего лишь начать действовать».
