Рекламные баннеры в магазинах приложений пестрят женскими «аватарами»: маркетологи мира будто бы разом взяли курс на фем-стратегию. Девушки заказывают такси, девушки «шопятся» у флагмана кроссовок, девушки рисуют яркие стрелки водостойкими карандашами. Тренды-хайпы или сознательный поворот планеты к признанию женских прав? В чем состоит суть адекватного феминизма, а где — явные «перегибы», попытались разобраться вместе с гештальт-терапевтом Татьяной Лобок, которая ведет частную практику и работает психологом во владимирском Отделении помощи женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации.
Как феминизм появился в вашей жизни?
«В юности я питала интерес к политическим движениями разного толка и воспринимала феминизм, как одно из этих движений. Для меня и моих друзей объединение вокруг гуманистических идей было способом почувствовать общность и интересно провести время. Проникнуться идеями феминизма по-настоящему мне мешало их восприятие отдельно от повседневного, реального опыта столкновения с дискриминацией, сексизмом и насилием. Тема социальной несправедливости в отношении женщин возникла в моей жизни и обрела более четкую форму, когда я пришла работать в Отделение. Столкнувшись в работе с большим количеством жутких историй, связанных с насилием и злоупотреблением властью мужчин над женщинами, я со всей полнотой ощутила, как много несовершенств в нашем социальном устройстве. Стало понятно, что изменить существующее положение вещей можно лишь системно, на уровне законов и смены социальных установок. Как раз этим занимаются феминистки, а значит, мне с ними по пути».
Какие открытия принес в ваше осознание феминизм?
«Большим открытием для меня стала история феминизма. Я родилась в Советском Союзе, и в моем детстве не существовало такого, что „я девочка, поэтому мне не все доступно“. А ведь еще век назад было неочевидно, что все люди имеют одинаковые права. Постепенно разбираясь в вопросе, я прониклась деятельностью
феминисток, потому что они делают важное дело до сих пор. Благодаря их борьбе я могу владеть собственностью, продвигаться в бизнесе, выбирать стратегию обучения, разводиться и рожать детей вне брака».
С какими случаями несправедливости, против которых выступает феминизм, вы сталкиваетесь в работе?
«Занимаясь практикой, я встречаю разные жизненные ситуации, в которые женщины попадают и не могут „вырулить“ из них из-за несправедливости системы. Да, напрямую сегодня никто не декларирует, что женщина — второй сорт, но признаков неравенства много. Например, нет закона против домашнего насилия. Каждый день в своей работе я встречаюсь с бессилием от того, что реальной защиты против агрессора у женщин нет. Когда ее нет на законодательном уровне, мало, что можно сделать против тирана. Второй аспект — это часто зависимое положение женщины после рождения ребенка. К сожалению, именно в этот период она наиболее уязвима, чем и пользуется мужчина, злоупотребляя своей властью. Сторонники позиции “сама виновата” скажут: „Она же могла заранее подстраховаться, завести счет в банке, выйти замуж по брачному договору, в конце концов!“ Но давайте будем честными: много ли людей в широких социальных слоях так делают?
В Центре помощи женщинам попадается много историй, связанных с насилием, конечно, больше эмоциональным, разводом и „разделом“ детей. Часто получается, что женщине больше невмоготу терпеть абьюз, но при этом она остается ни с чем. В ведомствах оценивают ее благополучие, мол, своей жилплощади нет, работы нет, ну, и куда мы тебе детей отдадим? Такого зависимого человека может шантажировать как угодно и бывший партнер. “Жертвы” оказываются в безвыходной ситуации, не имея личных средств к существованию, круга поддержки, с разрушенной самооценкой».
Можете ли вы описать случаи противоречивости феминизма?
«На мой взгляд, если и говорить о противоречиях в феминизме, то это внутренняя мизогиния, „встроенная“ в самих девушек. Это мнения в духе: „мужчина ценнее“, „мужчина главнее“, „если он хочет детей, я обязательно должна ему родить“, „обязательно и всегда нужно быть в паре“. Такие клиентки обращаются в непонимании, что с ними не так. Кажется, все в порядке, у меня семья-муж-дети, а я без конца рыдаю, худею-толстею, не сплю. Начинаем „раскапывать“ последствия гендерной социализации...
Клише а-ля „дети — это женская работа“ „вшиты“ в большинство людей по умолчанию, вместе с исторической памятью. Как звучало мнение на владимирском феминистском
фестивале, „права-то мы отобрали, но обязанности с себя не сгрузили“. Ведение домашнего хозяйства и воспитание потомства одновременно — это очень сложно, учитывая скорость и интенсивность нашей современной жизни. И это мы снова „забыли“ о том, что быт идет в „допнагрузку“, создавая женщине карьерные трудности. „Революционные“ случаи, конечно, — когда пара все делит пополам, оба „мониторят ситуацию на кухне“, а не идут за хлебом „из-под палки“».
А если говорить о другой крайности: как вы относитесь к радикальным фем-проявлениям?
«Я довольно настороженно отношусь ко всякого рода фанатизму и оголтелым проявлениям чего бы то ни было. Вместе с тем, радикальная часть фем-сообщества проводит акции и „громче всех кричит“, привлекая внимание к проблемам, как и подобает авангарду всех времен. Благодаря „перегибам“ идеи феминизма попадают в массы, и то, что было диким, странным или абсурдным, постепенно становится привычным и понятным. Если такие акции служат для восстановления баланса в правах всех людей, независимо от пола, я — за. Случаев насилия и другого ущерба, выходящего за рамки Уголовного кодекса, нанесенного феминистками, я не припомню.
Мне ближе всего интерсекциональный феминизм. Принцип пересечений этого направления сходится с моими ценностями, которые я бы назвала общечеловеческими».
Какие из установок идеологии вы не разделяете?
«Я не разделяю радикальное ответвление феминизма, где женщины утверждают, что это они лучше мужчин во всех отношениях, что с “самцами” не надо иметь дело вообще. Это уже нездоровый фанатизм, который я не готова принимать. Как специалист, вижу, что мужчины не меньше страдают от патриархального домостроя. Они такие же жертвы гендерных стереотипов “мужик всегда прав”, “мужчины не плачут”, “не служил — не мужик” и тому подобных.
Радикальных проявлений феминизма во Владимире я не встречала, в отличие от засилья сексизма и мизогинии. Если только в интернет-пространстве сталкивалась пару раз в „комментах“. Как правило, это проявляется в резких непримиримых высказываниях. Но если идет обсуждение женского обрезания, то, я думаю, тут мягенько и со смайликами вряд ли получится. В любом случае, невменяемых персонажей или троллей в сети полно. Это все-таки больше дело частного порядка.
Благотворительный феминистский фестиваль во Владимире, в котором участвовали я и наше Отделение, — яркий пример корректного обсуждения сложных и болезненных тем. Для меня было важно, что там царила рабочая и доброжелательная атмосфера, шли разговоры в адекватном ключе, без лозунгов “Мужики во всем виноваты!”».
Каким образом вы, как специалист, работаете с проблемами, связанными с гендерной социализацией?
«Путь терапии — это долгая дорога, от полугода и дольше, когда большая часть внутренней работы происходит между сеансами. Общими словами, на встречах мы восстанавливаем чувствительность человека к себе, своим потребностям и находим подходящие способы их удовлетворения. Ведь в основе большинства неврозов лежит конфликт между „хочу“ и „надо“. Если говорить о работе с женщинами в контексте феминизма, это, в первую очередь, работа с травматическим опытом насилия. А также с гендерными стереотипами и ролевыми предписаниями, вроде тех, какой должна быть женщина, что следует думать, делать, чувствовать женщине, а что — нет. Пересматриваем те из них, что не подходят, мешают женщине. Разбираемся с интроектами — установками, некритично усвоенными в детстве. Например, хорошая девочка не мешает родителям, никому не досаждает, слушает старших и отлично учится. Но она вырастает в женщину, которая приходит на терапию с запросом, что в роли “хорошей девочки” ей уже очень тесно и мучительно, а по-другому она не умеет. Тогда, в детстве, ей было некуда деваться, приходилось жить по заданной родителями программе. Во взрослой жизни у нее появляется возможность и ресурсы пересмотреть эти установки.
У женщины появляется пространство для выбора, она исследует его в терапии, получает новый опыт и начинает практиковать его в жизни. В такие моменты я довольно часто слышу фразу: “А что, так можно было?”».
Сейчас Татьяна вместе с коллегой создает подкаст «40±», где они исследуют тему кризиса среднего возраста у женщин. А еще надеется, что скоро сомнений в равенстве всех людей уже просто не будет.
